Андрей Матвеев - Indileto[роман в 22 уровнях]
Толстяк повернул и притормозил.
Лапидус опять улыбнулся и внезапно положил руку толстяку на правое колено.
— Эй, — сказал толстяк, — ты это что?
Лапидус вновь облизал губы кончиком языка.
Толстяк задышал совсем часто, как рыба, вытащенная из воды. Та же пиранья, к примеру.
— Какой ты все же молодец! — сказала Эвелина и добавила: — А теперь левее, левее.
Лапидус сдвинул руку левее и накрыл ладонью толстяковскую промежность.
— Денег, что ли, нет? — трепыхающимся голосом спросил толстяк.
— Есть, — совсем уж непотребно–ласковым тоном сказал Лапидус, — деньги есть… — и вдруг сжал ладонь на промежности толстяка так, что тот взвизгнул и растекся по креслу.
Под ладонью что–то взбугрилось, и Лапидус начал нежно растирать это что–то.
— Не надо, — сказал толстяк, — мне на работу ехать…
— Эй, — сказала Эвелина, — не вздумай дать ему телефон, лучше запиши его…
— Сучка! — как–то очень сладко сказал Лапидус и расстегнул молнию на толстяковских штанах.
— Не надо, — опять запричитал толстяк, вцепившись руками в руль, — я опоздаю!
Лапидус гладил вставшую толстяковскую плоть и чему–то странно улыбался.
— Я сейчас кончу, — сказал толстяк, — прямо тебе в руку…
Лапидус опять провел языком по своим губам и начал наклоняться к промежности толстяка.
— Вечером, — запыхтел толстяк, — давай, встретимся вечером!
Лапидус убрал руку и откинулся на спинку своего кресла.
— Дай телефон, — взмолился толстяк и приготовил листок бумаги и ручку.
— Запиши свой, — нежно сказал Лапидус, — я позвоню сама!
Толстяк дрожащей рукой накарябал номер и протянул бумажку Лапидусу.
— Прекрасная обучаемость, — сказала Эвелина, — из тебя получается баба что надо!
Лапидус не ответил, он медленно открыл дверь, выставил сначала одну ногу, потом аккуратно вынес из машины вторую, поправил на плече сумочку, повернулся к толстяку и сказал:
— Позвоню, как смогу, малыш!
Толстяк ничего не ответил, он лежал в своем кресле и походил на дохлую рыбу.
— Ты только жди! — добил его Лапидус и пошел к черному входу в здание.
Было то ли девять, то ли десять, то ли самое начало одиннадцатого — впрочем, Лапидуса это больше не волновало, время осталось во вчера, время уехало не в том троллейбусе.
Черный ход был открыт, из черного хода можно было пройти сразу на третий этаж, тот самый, где и был кабинет начальницы.
Лапидус хотел пройти через черный ход, а выйти — через центральный.
Но прежде, чем выходить, надо было сделать одно дело. Лапидус опять улыбнулся, остановился на площадке второго этажа и подошел к раскрытому окну. За окном был вид на улицу, машина толстяка все еще стояла там, где остановилась три минуты назад. Или две. Время по- прежнему не играло никакой роли, и Лапидусу от этого становилось только веселее.
Лапидус открыл сумочку, достал из нее косметичку и решил подкрасить губы. Перед начальницей надо было предстать как перед начальницей, то есть — без изъянов. Лапидус посмотрелся в зеркальце, подкрасил губы и убрал косметичку обратно в сумочку. За спиной раздались шаги, Лапидус даже не обернулся.
— Ну у тебя и выдержка! — сказала ему восхищенно Эвелина.
— Сучка, — каким–то совершенно нейтральным тоном сказал Лапидус и увидел, как машина толстяка потихоньку стала отъезжать от обочины.
«Я тебе позвоню, — вдруг подумал Лапидус, — может быть, если все пойдет так, как надо!»
— Что ты задумал? — спросила настороженно Эвелина.
Лапидус ничего не ответил и пошел на третий этаж.
До кабинета начальницы надо было миновать восемь дверей. Когда Лапидус работал на этом же этаже, то его дверь была за номером три. Сейчас она была приоткрыта и оттуда раздавались голоса. Лапидус прошел мимо легкой, чуть вихляющей походкой. Грудь больше не сваливалась ни вправо, ни влево, грудь была высокой и привлекательной, Лапидус был ей доволен. Единственное, что мешало — черные штаны и черные плавки сильно резали Лапидусу задницу, но с этим он ничего не мог поделать, разве что идти совсем другой походкой. Не своей, не Лапидуса. То есть той легкой и вихляющей, какой он сейчас и шел.
Кабинет начальницы был под номером девять. То есть, на двери была цифра девять, но за дверью было еще две двери. Одна — девять «а», другая — девять «б». За девять «а» сидел заместитель. А перед как «а», так и «б» еще сидела секретарша. Она должна была бы спросить Лапидуса, к кому это Лапидус идет и зачем.
Лапидус открыл дверь, секретарши не было. Дверь девять «а» была закрыта — заместителя, судя по всему, тоже не было. За девять «б» была начальница, вот только Лапидус точно знал одно: она его не ждала.
— Слушай, — сказала ему встревоженно Эвелина, — может, ты туда не пойдешь, зачем она тебе?
Лапидус ничего не ответил и вошел в кабинет. Начальница стояла у аквариума и кормила рыбок.
Лапидус тихо прикрыл за собой дверь, повернул в ней ключ и опять улыбнулся.
Начальница посмотрела в сторону Лапидуса и сказала: — Вы к кому?
— К вам! — ответил Лапидус и добавил: — Давно не виделись!
— Эй, — сказала начальница, — вы кто?
Лапидус снял парик и помахал им в воздухе.
— Лапидус! — ответил Лапидус.
— Пошел вон! — испуганно сказала начальница и бросилась к двери.
Лапидус перехватил ее в самом центре кабинета и сдавил ей руками шею.
— Не дергайся, — сказал Лапидус, — ты мне сейчас кое–что расскажешь, и я уйду!
— Ты делаешь ей больно, — сказала Эвелина, — она ведь женщина.
— Ты тоже женщина, — ответил Лапидус, — ну и что из этого?
Эвелина ничего не ответила.
Начальница попыталась укусить Лапидуса за руку.
Лапидус ударил ее по лицу и бросил в кресло возле стола.
— Сиди, блядь! — сказал Лапидус и добавил: — Я закрыл дверь на ключ, поняла?
Начальница не ответила.
Лапидус отчего–то включил стоящий в углу телевизор и сделал звук громче. В телевизоре шли новости, Лапидус поморщился и переключил канал. На этом канале два идиота пытались объяснить третьему, как лучше прыгать с парашютом. Идиоты Лапидусу не понравились, и он еще раз нажал на пульт. Шел какой–то клип с неграми и белой девицей, которая подпевала неграм.
— Отлично, — сказал Лапидус и сделал звук погромче, — теперь поговорим.
— Я не буду с тобой разговаривать, — сказала начальница, — и вообще: ты уже должен быть мертвым!
— Что ты говоришь? — спросил Лапидус и подошел к начальнице еще ближе.
— Я тебя пну! — сказала та.
Лапидус опять ударил ее по лицу. Голова начальницы запрокинулась и рот раскрылся.
Лапидус пристально посмотрел на начальницу и вдруг понял, что он сейчас сделает.
Нет, он не будет целовать ее, как не будет засовывать ей в рот свой хуй, хотя это то, чего она от него может ожидать.
Он не будет снимать с нее трусы и елозить в ее межножье своим пальцем, доводя ее до оргазма, как не будет и трахать ее на этом столе, том самом столе, с которого все и началось.
Когда толстый слизняк жрал ее капустный листок.
Тот самый слизняк, что сейчас подвозил Лапидуса и чуть не кончил ему в руку.
Лапидус открыл сумочку и достал облатку с таблетками.
— Осторожней, — сказала Эвелина, — ты хоть знаешь, что это такое?
— Догадываюсь, — ответил Лапидус, зачерпнул стаканом воды из аквариума и начал отщелкивать таблетки себе в руку.
— Не больше пяти! — предупредила его Эвелина.
— Хорошо! — сказал Лапидус и приготовил ровно пять таблеток. Пять бело–красных или пять красно–белых, разницы никакой.
Начальница плотно сжала губы и с ужасом смотрела на Лапидуса.
Лапидус взялся правой рукой за ее нижнюю челюсть и потянул вниз.
— Сломаешь! — закричала Эвелина.
Лапидус ничего не ответил, Лапидус рванул белую холеную блузку и оголил начальнице грудь. Затем он схватил ее за правый сосок и стал его больно выкручивать.
Начальница ослабила сжатые челюсти, ее рот раскрылся и Лапидус кинул в него всю горсть таблеток, все пять штук, пять бело–красных или пять красно–белых.
Начальница стала давиться, Лапидус стал пропихивать таблетки в горло так, как это делают собаке — помогая пальцами таблеткам добраться до корня языка.
Глаза начальницы стали подозрительно наливаться кровью. Лапидус поднес к ее губам стакан с аквариумной водой и начал вливать воду в рот. Чтобы не задохнуться, начальница начала пить, таблетки со свистом проскакивали в пищевод и устремлялись внутрь.
— Лучше бы ты меня выебал! — сказала начальница.
Лапидус опять ничего не ответил, в телевизоре вместо негров появилась милая белая дама, которая пела про ушедшую любовь, которая никогда, никогда, никогда, то есть never, never, never…
